имею в виду не то, что после смерти они попадут в ад (это понятно), а как он предлагал поступать с ними при жизни?

— Почему вы спросили именно об этом? Из-за себя? — отец Матвей выглядел слегка удивлённым.

— При чём здесь я? — не понял Макс.

— Ну, вы же Проповедник. Значит, много… грешили, — священник выразительно посмотрел на красные перчатки Макса.

— А, вы об этом? — Макс опустил взгляд на свои руки. — Да, в том числе и про себя. Но не только. Я убивал врагов, у меня была причина. Не оправдание, святой отец, а именно причина. Я, как видите, раскаялся в содеянном, но меня интересует, как Господь предлагал поступать с преступниками, которые убивают ради выгоды или удовольствия.

— Ради удовольствия? — отец Матвей удивлённо поднял брови.

— Да, святой отец. Неужели вы не слышали о таких?

— Боюсь, я уже давно не смотрю новости.

— Зря. Разве вы не должны знать мир, в который несёте слово Божье?

— Я старался узнать его с другой стороны.

— С какой?

— Изнутри. Быть ближе к людям, а не к тому, что о них говорят.

— Иногда говорят правду.

— Вероятно, — отец Матвей кивнул. — Но у каждого свой метод.

Макс пожал плечами.

— Ладно, это дело ваше. А как насчёт моего вопроса?

Священник потёр переносицу.

— Господь наш Христос учил любви и всепрощению, а не наказанию, — проговорил он медленно.

— А отец его Саваоф учил тому, что следует за глаз брать глаз, а за кровь — кровь, — заметил Макс.

Священник быстро взглянул на него и неуверенно кивнул.

— Но так было, когда люди ещё не могли понять иного закона. Они не были готовы к Новому Завету.

— А сейчас они, значит, готовы? — спросил Макс, не сумев скрыть ехидства.

— Конечно! — отец Матвей всплеснул руками. — Иначе зачем бы приходил Христос?

— Может, чтобы узнать, готовы ли люди к любви и всепрощению. Но я бы не сказал, что у него был повод решить этот вопрос в положительном смысле.

— Вы имеете в виду то, что его распяли? — пастор покачал головой. — Но подумайте: если бы люди уже умели любить и прощать, разве была бы нужда их этому учить? И то, что они не умели, ещё не значит, что они не были готовы.

— Возможно, они и были. Но тогда, значит, так ничему и не научились. Послушайте, пастор, а ведь вы Проповедник почище меня будете, — Макс усмехнулся.

— Я и есть проповедник. Только не такой, как вы.

— Да уж, это точно.

— Впрочем, вы не проповедник, — сказал пастор.

Макс напрягся: неужели священник каким-то образом догадался, что его одежда — только маскировка. Конечно, ничего страшного в этом не было, и всё же не хотелось ничего объяснять.

Глава 30

— У вас руки в крови, — отец Матвей указал глазами на красные перчатки Макса. — Не обижайтесь, но чему вы можете научить?

Макс едва сдержался, чтобы не улыбнуться с облегчением.

— Раскаянию, — сказал он, пожав плечами. — Больше ничему.

Отец Матвей взглянул на Макса и промолчал.

— Знаете, пастор, мне кажется, Христос пришёл не для того, чтобы дать новый закон, а чтобы объяснить старый.

— Вы правы, Иисус так и говорит об этом.

— Значит, он считал, что люди созрели для понимания его объяснений.

— И они их поняли. Разве нет?

— Да, пожалуй. Но не последовали им.

— Многие последовали.

— Но не все, — возразил Макс.

— Не все праведники. Есть и грешники, их легионы.

— Почему грешники? Возможно, многие просто верили в других богов. Или вовсе не слышали о Христе. Почему же он осудил их? В чём их вина? И разве не ради всего человечества взошёл Христос на крест, а только ради евреев?

— Нет, конечно, не только. Но ведь у него были ученики. Они должны были разнести весть о пришествии Бога и его учении. И так произошло.

— Значит, виноваты они? Ученики не справились с заданием?

— Они старались, но не все их слушали.

— Может, они плохо рассказывали?

— Возможно. Но имеющий уши, да услышит.

— А не имеющий — в ад? — Макс вновь не смог сдержать ехидного тона.

Отец Матвей сложил руки, соединив кончики пальцев.

— Речь идёт о готовности воспринять добро, — сказал он назидательно.

— Значит, христианство только для избранных?

— Христианство для всех. Но оно не заставляет людей верить в Господа насильно. Иисусу нужен от нас свободный выбор.

— А кто не выбрал любовь, того в геенну огненную, так что ли?

Пастор помолчал, явно не зная, что ответить.

— Ладно, святой отец, давайте вернёмся к убийцам. Ветхозаветный Бог, насколько я понял, наказывать грешников не стеснялся. Содом и Гоморру уничтожил, вселенский потоп устроил, египетские казни насылал. А какую альтернативу придумал Христос? Не прощать же их в самом деле! Или он и их любить предлагал, и им другую щёку подставлять?

— Боюсь, что так, — отозвался отец Матвей тихо

— Боитесь? Значит, не согласны? Получается, вы вынуждены это защищать только потому, что так заповедовал Иисус?

— Да, наверное.

— А где же свободный выбор? Приятие Бога сердцем?

— Никто из нас не совершенен, — отец Матвей развёл руками. — Я ещё не готов постичь весь божий замысел, но верю в его бесконечную мудрость и не сомневаюсь в истинности его заповедей.

— Сомневаетесь, святой отец, ещё как сомневаетесь. Не кривите душой, вам её ещё спасать. Вам, как и мне, как и всем, я думаю, не понять и не почувствовать, как можно возлюбить убийцу, растлителя детей или насильника. И не простить нам его и не увидеть в нём человека. И каждый из нас способен определить степень тяжести совершённого преступления и решить, отринуть от себя преступника или дать ему шанс искупить свою вину, так ведь?

— Кто мы такие, чтобы судить других?! — воскликнул отец Матвей, начиная заводиться. — Разве мы сами без греха?!

— Грех греху рознь, — возразил Макс. — Украсть и убить — не одно и то же.

— И то и другое — преступление против Господа! Что может быть страшнее?!

— Однако и Бог разделил грехи на